Лошади – геологам в подмогу 

Мой отец, ветврач по профессии, говорил, что из всех домашних животных лошади – самые умные, даже умнее собак. У нас дома всегда была лошадь, на которой отец ездил по рабочим делам. Она ему полагалась по штату. Ну, и мы, все его дети, ввиду таких обстоятельств, умели обращаться с лошадьми. 

Я доверяю лошадям. Был такой случай. Мы с моим родственником – его звали Гриша Черненок – готовили в лесу дрова. Шёл сильный снег, стемнело, наши следы от саней напрочь замело. Моё и Гришино мнение – в какую сторону ехать – окончательно разошлось. Но мы вспомнили, о чём нам говорили родители, и доверились лошади. Сказали коню: "Домой!", отпустили вожжи, а сами улеглись в сани. Через час, несмотря на абсолютную темень и непрекращающийся снег, конь стоял у ворот сарая, где он жил, а мы были дома. 

Так вот, в 1974 году для нашей Гонжинской партии Зейской экспедицией были куплены четыре лошади. Три коня и кобыла по кличке Весёлая. Кони были совхозные, трудились в сельском хозяйстве, а кобыла родилась и росла в одной из геологических партий наших соседей по работе – Дамбукинской экспедиции, занимавшейся поиском и разведкой месторождений россыпного золота. Скважины тогда бурили комплектами типа "Эмпайр", с помощью лошадей, но этот вид бурения уходил в прошлое. Поэтому кобылу продали.  Росла и воспитывалась она в геологической, так сказать, среде, со всеми вытекающими из этого последствиями, о которых чуть ниже. 

Летний полевой сезон 1974 года лошади у нас честно отработали, а на зиму их пристроили кого куда. Весёлая попала зимовать по блату к тестю геолога нашей экспедиции Саши Картунова в посёлок Янкан. Но не прошло и двух недель, как он начал звонить в Зею и просить забрать Весёлую. Начали вытекать те самые последствия её геологического прошлого: кобыла его не слушалась, не ела сена, а бегала по речкам и грызла молодые побеги тальника, воровала всё съестное, включая мясо, по дворам соседей. Побиралась хлебом и печеньем у прохожих возле магазина или кормилась вместе с собаками на помойках, чем приводила в ужас местное население. Следом за ней отказались от сена и янканские лошади: они бегали за кобылой и во всём брали пример с неё. Таким образом, спокойное течение жизни жителей было нарушено. С большим трудом Картунов всё-таки уговорил своего тестя оставить кобылу до весны, а экспедиции пришлось заплатить тестю за это. 

Знакомство

В конце мая 1975 г. кобылу надо было забрать в Янкане и доставить на участок Буринда. Выбор пал на меня, как самого молодого и "знающего толк в лошадях" – так шутил Александр Вольский, начальник партии. 

В Янкане, переночевав в школе с коллегами, утром я разыскал тестя Саши Картунова, у которого зимовала наша лошадь. Веселая мне приглянулась – была крупной, ладной и упитанной. С виду даже скромной, как мне показалось. Где-то поближе к обеду мы вместе с кобылой появились во дворе школы, чтобы сказать коллегам до свиданья. 

У меня на поясе болтался наган, лошадь в полной амуниции – седло (хотя и вьючное, но всё-таки!), стремена, уздечка, повод – тоже имели место быть. Ну а Черкесов (геолог), когда увидел эту картину, подарил мне ещё и свою шляпу, чтобы придать нашему тандему по возможности наиболее полное сходство с американскими ковбоями. А также сфотографировал меня моим же фотоаппаратом на немецкую диапозитивную плёнку. Шляпа была маловата, но не отказываться же от подарка, сделанного от всей души! 

До АЯМа – 7 км – мы доехали не спеша, без приключений. По АЯМу не успели проехать и 100 метров, как навстречу попался какой-то грузовик. Лошадь, завидев машину, сразу же ломанулась прочь с дороги, в тайгу. Там, метрах в 30 от дороги, мы с ней переждали, вернулись на трассу и двинулись дальше. Но не успели проехать следующие 100 м, как снова попалась машина, и снова пришлось сворачивать с дороги. 

Я рассудил, что, очевидно, она всю свою сознательную жизнь (а ей было четыре года от роду) провела в тайге в геологических партиях, никогда не видела машин и поэтому их побаивается. Попробовал ехать по телефонной линии, но не получилось: она сильно заросла, молодые деревья и кусты постоянно цеплялись за ноги, а ветки более высоких деревьев пытались сбросить меня с лошади. Вернее, как я позже понял, Весёлая специально лезла под ветки, чтобы освободить свою спину от груза. Но в то время я ещё не знал всех черт её характера. 

Чтобы заслужить расположение кобылы, спешился, скормил ей булку хлеба и повёл в поводу. Заночевали мы через 17 километров на поляне возле ручья Путак. Я расседлал кобылу, привязал за длинный, метров десять, повод к своей ноге, чтобы не сбежала, если усну, и улёгся на кошме под кустом. Но она не давала поспать больше часа – приходилось перебираться вслед за ней на другую поляну, где трава по её понятиям была вкуснее. 

С рассветом двинулись дальше. Пока не было машин, ехал верхом, а когда они появились, приходилось спешиваться. Более-менее благополучно добрались до Большого Невера. От Невера надо было ехать вдоль железной дороги - Транссиба – на восток. Там были только зимники и просёлочные дороги, и я сильно надеялся, что раз машин не будет, то пешком мне не придётся больше идти, поеду верхом. Но не тут-то было! Выяснилось, что лошадь боится поездов даже больше, чем машин! Машинисты тепловозов, которые видели на просёлке рядом с путями весьма редкого даже по тем временам всадника, старались поприветствовать меня гудками. Но от гудков и грохота товарных вагонов кобыла шарахалась в сторону даже сильнее, чем от автомобилей. А поезда носились по Транссибу как угорелые, каждые 5–10 минут проходил чётный или нечётный, товарняк или пассажирский. Короче, и вдоль Транссиба пришлось вести её большую часть пути в поводу. 

Хотя я и планировал за день доехать до Талдана (от Невера около 70 км), но к вечеру мы добрались только до станции Керак. А это всего-то 30 км от Невера или 50 км от ручья Путак. 

К тому времени я уже изрядно вымотался, хотелось заночевать на какой-нибудь станции, на вокзале, в зале ожидания, поближе к людям. Но, увы, это не было суждено. Как любил повторять тот же Вольский – жизнь состоит из полос – чёрных и белых. Шла если не чёрная, то явно не белая полоса и вот почему. 

Появление нашего с кобылой тандема на станции Керак не осталось незамеченным. Нас окружила толпа ребятишек, человек семь или восемь. Этот эскорт проводил меня до колодца, который находился практически в центре станции. На колодце имелось ведро, я достал воды, кобыла начала пить. И надо было такому случиться, что в этот момент к ней сзади подошёл маленький пацанёнок, лет пяти. Кобыла лягнула его задним копытом так, что он отлетел метра на два. Конечно же, заплакал. Я схватил его на руки, но тут же прибежала откуда-то его мать. Посмотрели – на животе у него отметина – след от грязной подковы! Лошадь была кованная на все четыре ноги. Крови не было, кости тоже вроде бы были целые. Мать унесла пацанёнка тут же, даже не выслушав моих извинений. Повредила ему кобыла что-нибудь или просто ушибла – я так и не выяснил, потом терзался сомнениями. 

Приключения продолжаются

В связи с такими событиями мы двинулись прочь подальше. Нашли поляну в стороне от путей. Не знаю, может, другие лошади и спят по ночам, но только не Весёлая. Она до рассвета паслась и таскала меня по траве за ногу. 

В Талдане мы с кобылой появились к обеду. Нашёл заочно принятого в нашу партию конюха Плечёва, который должен был работать со своими двумя лошадьми на Буринде. Он оседлал и завьючил двух своих коней, и мы двинулись дальше, на Буринду. 

Плечёв, чтобы сократить путь, предложил ехать напрямую, по тропам. Местность он знал хорошо и поехал впереди. Но моя кобыла решила проявить характер перед своими сородичами: никак не хотела идти сзади и всё время обгоняла коней Плечёва, гарцевала перед ними. Делать нечего, пришлось перестроиться и ехать впереди мне. Плечёв же ехал следом и подсказывал, в какую сторону сворачивать. 

Где-то на половине пути от Талдана нас ждал очередной казус. Моя нога попала в петлю из тонкого тросика, поставленную зимой на козу (косулю) или сохатого, да так и не снятую нерадивым охотником. Меня сдёрнуло с седла, и я повис на заднице у кобылы, где-то в районе её хвоста. Хорошо, что успел натянуть уздечку и остановить её, а также уцепиться рукой за седло. Если бы она сделала ещё шаг, то я оказался бы под её задними ногами, а как она орудует коваными копытами, я уже видел. Но сделать ничего не мог: меня растянуло на лошади за ноги практически в шпагат, руки тоже были заняты, даже пошевелиться было непросто. Хорошо, что сзади ехал Плечёв, он и отвязал петлю от дерева, к которому та была привязана. 

На Буринде лошади были расседланы и отпущены. Мы думали, что в компании с другими лошадьми Весёлой не должно быть скучно. Но, как потом выяснилось, это была наша, а не лошадиная логика. 

Свою миссию по перегону кобылы я считал выполненной: она была доставлена на участок и передана конюху. 

С чувством выполненного долга сразу после ужина завалился спать в очень даже комфортных условиях: в зимовье с печкой. Когда утром ещё сонный пришёл на кухню, то начальник отряда – Сергей Столбов – сказал, что надо ехать в посёлок Янкан за кобылой. Дескать, по рации сказали, что она, причём спутанная, пасётся в посёлке. 

Я не поверил своим ушам! Только вчера под вечер она была отпущена здесь, на Буринде! Решил, что что-то напутали. Пошёл и разыскал плечёвских лошадей – они мирно паслись. Весёлой же с ними не было! Моему возмущению не было предела! Не возмущению – там были и злость, и удивление, и всякие другие нехорошие чувства. Кобыла морочила меня по дороге на Буринду целых три дня, издевалась надо мной, а обратно 150 км проделала за одну ночь! Да ещё и спутанная! 

Уже не помню, как второй раз добирался до посёлка Янкан. Вертолётом до Большого Невера, а потом не то автобусом, не то попутками. 

Кобылу нашёл на одной из улиц посёлка. Булка хлеба позволила подойти к ней и помогла одеть уздечку. Шерсть на её передних ногах, там, где путы, была сильно стёрта, до кожи, но не до крови. И путы были те же, которые я одевал ей на Буринде. Но, в общем, ничего страшного, можно было ехать.

Сколько живёшь – столько учись

Утром мы с Весёлой двинулись в путь. На этот раз отъезд из Янкана был не столь пафосным: на мне не было ни шляпы, ни нагана. 

Когда мы с Весёлой выехали на АЯМ, несколькодневная тому назад история повторилась. Кобыла сделала вид, что боится проезжающей мимо машины, попыталась завернуть в кусты, уже знакомые нам обоим. Но я достал из-под фуфайки заготовленную заранее лозину и стеганул её по заднице. Кобыла сделала вид, что не поняла этого моего жеста. Пришлось повторить, но посильнее. Тогда она попыталась извернуться и укусить меня за ногу. За что получила лозиной по морде, но уже от всей души. Характер есть характер, кобыла после этого понеслась по АЯМу галопом. Признаться, мне еле удалось её остановить, а вернее – пришлось принять её сторону, завернуть прочь от дороги в кусты, и только там она остановилась. 

Спешился. Посмотрел в её большие, умные, но и хитрые глаза. Похлопал её по шее. Дал хлеба. Ну, а поскольку против истории, тем более – тысячелетней, не попрёшь, то – зануздал. Это действие называется так у нас в белорусской деревне, где я вырос, а если перевести на русский язык, то оно означает, что я затолкал ей в рот железные удила уздечки. 

Примерно через полчаса после того, как мы выехали на АЯМ, наши отношения наладились. Я оценил её ум и хитрость. Она, я так думаю, оценила мою настойчивость и серьёзность намерений. Своё дело делали и изобретённые не знаю в каком веке удила, – против стали не попрёшь! 

Путь от посёлка Янкан до Большого Невера (около 40 км) мы проделали часа за три-четыре. К обеду я уже сидел на окраине этого посёлка, а кобыла паслась привязанная на поляне рядом. 

В тот день мне повезло. Тёмная полоса, похоже, закончилась. 

С Весёлой мы больше почти не виделись – работали в разных отрядах. 

Сколько живёшь – столько учись. Даже при очень хорошем отношении к лошадям кнут, как показала практика, – предмет полезный. 

И ещё один вывод, который был сделан мною из этой истории: всё-таки кнут появился на свете раньше, чем пряник! 

Николай Коробушкин, главный геолог ООО «Дикт».